shaltay | (no subject)

К теме предыдущего поста. Иллюстрация.

Дочитываю специальную книжку про диагностику эмоциональных нарушений у детей. Две трети - теоретические выкладки, последняя треть - детальный разбор двух клинических случаев. Первый посвящен девочке А., 1990 г.р., которую авторы монографии наблюдали с 5 до 11,5 лет. Причем с 5 до 9 лет с девочкой проводилась регулярная работа психологов. В поле зрения медиков и психологов девочка попала после 4 лет.

Историю привожу в сильно сокращенном виде.

Девочка А. родилась у мамы, которая до беременности 10 лет лечилась от бесплодия. Родилась переношенной, но без выраженной паталогии. Мать ухаживала за девочкой 14 мес., кормила ее грудью, но этапы раннего развития ребенка помнит очень плохо. Вспоминает только болезненные проявления, которые появились у ребенка после 15 мес. - нарушился сон, начался навязчивый онанизм, девочка убегала от матери на прогулках, дома проявляла агрессию. Мать вышла на работу в 14 мес. А. и с тех пор практически не видела ее. С раннего утра занималась бегом, потом работала в школе учителем ин.яз., после школы давала частные уроки. А. находилась под присмотром бабушки и дедушки, которые говорили между собой на своем национальном языке (следует понимать не на русском, на котором дома общались мать и отец А.). Бабушка с А. не занималась, вела хозяйство, с "плохим" поведением ребенка боролась с помощью ремня. Т.к. А. была рослой и сильной девочкой, наказания частенько переходили в драку между ней и бабушкой.

Мать стеснялась А. с раннего детства: гуляла с ней в лесу ночью. А. нередко убегала от матери, случалось подолгу гуляла на улице одна (это Москва, второй половины 90-х!), попадала в опасные ситуации - разбивала голову о качели, заходила в пруд. Мать особенно не волновалась за нее, когда та убегала.

Отец бывал дома чаще, чем мать. А. привязалась к отцу: спала с ним в одной постели, играла с ним. Однако мама запретила совместный сон А. и отца, так как подозревала, что их отношения имеют сексуальный оттенок.

Когда А. исполнилось 4 года отец покинул семью, подал на развод и не звонил в течение года. Состояние А. ухудшилось. А. проконсультировали в НИИ коррекционной педагогики, где ей был поставлен диагноз "парааутизм, психопатоподобный синдром".

Тогда же мать решила социализировать А., отдала ее детский сад, откуда ее быстро удалили из-за трудностей в общении. Тогда мать привела А. в театральный кружок. В нем А. впервые увидел автор монографии. Цитирую: "Она сильно кричала, падала на пол, билась головой об стену, запрещала закрывать дверь, чтобы во время занятий видеть мать. В целом ее поведение напоминало поведение обезьянки, которую с рождения держали в изоляции, а затем неподготовленной выпустили в стаю... После окончания занятия А., воя и выкрикивая нечленораздельные звуки, подбежала к матери, которая попыталась ее одеть. Однако А. вырвалась из ее рук. Она стукнула мать, промчалась по коридору и выбежала на улицу, забралась на качели и начала яростно раскачиваться. Мать не делала попыток ловить девочку во время ее импульсивных пробежек, т.к. поймать ее было невозможно. Мать пошла в сторону дома, А. побежала за ней, то опережая, то отставая от нее, но идти рядом с ней не могла. Девочка двигалась хотя и быстро, но неуклюже, падала, больно ушибалась, поднималась, не отряхиваясь и не жалуясь на боль... Именно на этом этапе началась психотерапевтическая работа с А., включающая наблюдение за динамикой ее состояния, продолжавшаяся до момента ее поступления в школу (до 8-и лет). В дальнейшем встречи с А. и ее семьей имели характер наблюдения, отслеживания подвижек в состоянии девочки."

Далее в монографии приводится детальный и довольно интересный анализ структуры эмоциональных нарушений у ребенка, которые, как неоднократно подчеркивается, обусловлены "недостаточностью эмоциональной обратной связи от матери, частыми физическими наказаниями, ранней языковой и социальной депривацией". По характеристике психолога "А. - любящая, теплая девочка, которая способна к сильной и устойчивой привязанности, испытывает благодарность за заботу о ней. За короткий срок она сформировала устойчивую привязанность к психологу, которая сохраняется на протяжении многих лет, даже в условиях редких встреч в последние полтора года. По-видимому, в ранние годы условия депривации не позволили А. сформировать привязанности к матери или ее родителям, а привязанность к отцу была искажена из сексуальных моментов в отношениях между ними."

Далее описывается динамика компенсации эмоциональных проблем А. в процессе терапии. По ходу описания всплывают факты-обстоятельства дальнейшей жизни А. в семье.

В 5,5 лет в семью вернулся отец и продолжил жить и общаться с А. С момента начала обучения мать стала принимать более активное участие в воспитании дочери, но их отношения приобрели острый конфликтный характер. "К моменту последнего исследования недостаточность эмоциональной привязанности между ними маскируется более формальным взаимодействием по типу обучения и дрессуры и по-прежнему искажается значительной долей агрессии (физическое воздействие как элемент дрессуры со стороны матери и сопротивление А.).
... В общении с другими людьми А. выступает как более интегрированная личность, с более разнообразными и достаточно тонкими формами эмоционального реагирования и понимания, чем в общении с матерью."

Или вот еще, зацените округлость пассажа: "Недостаточность и искажения привязанностей, избыток агрессивных взаимодействий в общении с близкими и стимулированные ими страхи тормозили процесс накопления и символизации хорошего опыта. Например, когда А. слышит от своей тети выражение "щипы-щипы", обозначающее наказание, то реагирует панически (лезет на шкаф, прячется в углу)" /В отличие от А. меня не обвинишь "в дефицитарности символической переработки агрессивного опыта", но дочитав до этого места и составив себе картинку этой теплой семейки, я сама себя ловлю на панической реакции. Так и хочется поинтересоваться, что было у тети в руках, когда она произносила "щипы-щипы" - пассатижы или кусачки? О.

На психотерапию девочка откликалась очень хорошо, значительная часть тяжелых нарушений эмоциональной сферы и поведения была скомпенсирована до умеренно тяжелых или даже следовых форм.

В главе "Прогноз" авторы заключают: "...Способность выносить фрустрацию и огранчения в последнее время значительно увеличились. Способность к символической переработке болезненных и сильных эмоций развивается достаточно быстро. Качество привязанности между А. и матерью значительно улучшилось, мать гордится теми сдвигами в развитии А., которые были бы невозможны без активной помощи самой матери. /"Нда, прогресс от стыдливого выгула в лесу по ночам действительно заметный", - О./ Психическая активность А. оказалась настолько высокой, что она смогла стимулировать развитие материнского поведения у своей матери, которое длительное время находилось в латентном состоянии (из-за хронической депрессии). Особых интересов, кроме интереса к земноводным животным, у девочки на сегодняшний день нет, возможно из-за загруженности уроками. .. Хотя нарушения эмоциональной регуляции значительно вмешиваются во все области развития девочки, тормозя и искажая его, эти патологические влияния уменьшаются. Черты искажений постепенно сглаживаются, черты недоразвития остаются. Прогноз социальной адаптации: девочка может закончить вспомогательную школу и приобрести рабочую профессию".

О том, каков прогноз на течение пубертатного кризиса у девочки с врожденно сильными инстинктивными влечениями и слабостью произвольной регуляции, да еще растущей в подобной семье, авторы монографии предпочли деликатно умолчать.
Анализу случая А. в монографии посвящено 54 страницы.

К психологам по итогам прочитанного у меня в общем-то вопросов не осталось. У меня остался один большой-большой вопрос к органам опеки или как-там у нас называется эта государственная структура, которая должна думать о защите прав и интересов детей.

Вы догадываетесь, какой, правда?

Пы.сы. А книжка вышла в серии "Библиотека студента-психолога". То есть студенты будут все это читать и воспринимать как должное. Н-да.